Кредо серфера — быть на волне

«Никогда не любила выходить в эфир в дождь. Приедешь, поставишь машину, грустно кивнёшь заспанному охраннику, зайдёшь в прокуренный предбанник, глянешь на сменщика через стекло, а он вместо взмаха рукой откроет рот в широченном зевке и сидит так полминуты — с раззявленной пастью. Типа привета, ну-ну. «Ди-джей — это не профессия», — объясняешь ты сама себе, удивляясь собственному легкомыслию и той лёгкости, с которой тебе даётся эта работа. Груз ответственности, недосып, курение и алкоголь, а ещё пустые вечера, заполненные никчемным общением с такими же одинокими, как ты сама, людьми — всё это приходит после тридцати пяти. Так старшие товарищи говорят. А пока твою кастовую принадлежность определяет понятный радийщикам всех континентов жест: рассказывая про то, как к тебе в эфир ломанулся очередной неадекват, а ты ловко пресекла его словесный понос, поставив пластинку, ты делаешь двумя руками некое движение — вставляешь несуществующий диск в дисковод, поведя обеими ладошками. Жест, который навсегда останется с тобой, сколько ни проживи после ухода с радио.

Пыльные жалюзи и капли дождя, стекающие на металлический подоконник. Прямой эфир, когда написанные тобой в ночи заготовки, закорючки на линованных листочках, летят к чёрту — и ты чешешь отсебятину, которая удивительно ловко покидает твои губы и летит в уши четверти, а то и половине города, над которым у тебя иногда получается властвовать безраздельно. Гримпенская трясина потому что. Но тогда ты этого не понимаешь и искренне веришь, что над чем бы ни властвовать — лишь бы властвовать. Очарование юности, мать его. Сидишь, поджав под себя ноги в дешёвых кроссовках, лопаешь сухарик с изюмом, вымачивая его предварительно в кружке с чаем, и плывёшь по волнам «Пинк Флойда», потому что девушка просила «Поставьте что-нибудь красивое». Ясно, что «красивое» для неё — это группа «Корни», «ну, где мальчик картавый, помните?». Ты, понятно, помнишь, но делаешь вид, что ни фига — и ставишь «Пинков». Или «Битлз». Или песню всех времён и народов, которая в дождь тебе всегда катит. Это из «Секрета», про «сегодня дождь и скверно», да-да-да, привет. В дождь легко забыть о предпочтениях звонящих из твоей Гримпенской трясины. Какое тебе дело до их овсиенок, наташ королёвых, дим маликовых и прочей мути? Никакого. У тебя в эфире дождь, утро, пыльные жалюзи, огорчённое заплаканное небо, микрофон и ты с кучей пластинок на полках. И ты можешь позволить себе бубнить в трубку, что «извините, у нас сейчас нет этой композиции» и получать классическое и желаемое в ответ — «ну, тогда поставьте что-нибудь на ваш вкус». Ты в эти моменты теург, ты плюёшь на формат и только проснувшийся директор радиостанции с изумлением залипает у своего приёмника, потому что слышит Билли Холидей. Ты потом повесишь ему лапшу на уши, сказав, что это был не «не формат», а новая композиция Тины Тёрнер. Он тебе не поверит, но поздняк метаться, проехали, эфир уже миновал, утёк в прошлое, истончился, поблек, исчез…

А пока ты сидишь, нахохлившись, в зябкой студии и не понимаешь, то ли правда холодно, то ли косой дождь в стёкла так тебя нахлобучивает? Впрочем, не суть. Настроение течёт в сторону окончания прямого эфира, ты хочешь курить, потому ставишь двухминутную композицию и выбегаешь на перекур. Тридцать затяжек за тридцать секунд — и галопом в студию, зафиналивать эфир.

— Услышимся, всем удачи, — говоришь ты и откидываешься на спинку стула. Теперь вас в студии только двое: ты да дождь. И вам уютно вместе. На выходе охранник подмигивает тебе, машина тоскливо пищит, отзываясь на сигнализацию — и вот ты едешь домой. В холодильнике повесилась мышь, растворимый кофе горек, зато есть новый фильм на кассете (да-да, я ещё помню радость от нового фильма на кассете!), есть пачка сигарет, которая, понятное дело, говорит о том, что «значит всё не так уж плохо на сегодняшний день». И скоро уже наступит день, когда ты купишь билет на самолёт с классическим серебристым крылом и в последний раз глянешь в иллюминатор на свою Гримпенскую трясину. И не пожалеешь. Натянешь на колени пахнущий пылью плед от компании «Сибирь», с удовольствием съешь забавный набор продуктов под названием «обед» — и больше никогда не вернёшься.

…Не вернёшься, нет. Но в дождь всегда будешь вспоминать своё одиночество в радийной студии, стук дождя в окно — и абсолютное ощущение открытости всех дорог и направлений. Это уж потом окажется, что из Москвы ты больше никуда. Хотя… Кто знает? Кто хоть что-то хоть когда-нибудь знает?...»

ru_anti_russia

«Любые мечты о свободе, любые попытки цивилизаторства наталкиваются в России любого века на непреодолимую стену рабского, холопского менталитета народа, не умеющего и не желающего самостоятельно работать и жить на заработанное, а мечтающего лишь о добром хозяине, стойле и корыте с пойлом, которое хозяин не забывает регулярно наливать.

Так было в России всегда, и так будет всегда... пока будет существовать сама Россия. Тоталитарное, изуверски жестокое государство, тирания международных преступников с одобрения массы люмпенизированного быдла, добровольно отказывающегося от своих прав в обмен на "социальные гарантии" в стойле.

Вопрос не может быть решен в рамках нынешних российских законов, тем паче при нынешних властях. Выход только один — ликвидация самой России как государства.

Давно уже бессмысленно "спасать Россию" — все равно ее не спасти. Этой обреченной издохнуть скотской, бесформенной туше не поможет ничто — она агонизирует, и чем скорее сдохнет, тем лучше. Спасать надо не Россию, а ОТ России. Спасать всех, кого еще можно — и нужно! — спасти, и народы бывших русских колоний стоят в этом списке на первых местах.

Безумный, оголтелый народ, винящий всегда во всех своих бедах только инородцев, иностранцев, "черных" или не с той формой носа, но никогда — собственную власть. Рабы, обожающие хозяина тем сильнее, чем свирепее и больнее их бьет хозяйская плетка, никогда даже не помышляющие о том, чтобы призвать свою власть к ответу. Цепные псы, послушно и злобно лающие на любого, на кого их натравит хозяин. Стадо с промытыми мозгами, непоколебимо уверенное, что право всегда только оно, только "свои", что "если даже моя страна не права, это моя страна", а если факты говорят об обратном и о явной неправоте их страны — то тем хуже для фактов. Вот чем русские в массе своей отличаются от испанцев.

Этому есть только одно название. Точнее, два. "Быдло" и "генетические рабы". В этом — разгадка тайны, суть "загадочной русской души". Этот народ в рабстве был зачат, в рабстве рожден, в рабстве воспитан; всю свою историю, поколение за поколением, он жил в привычном, удобном, спокойном, хотя и далеко не всегда сытом рабстве. "Вас поработят, но не накормят". Зато не надо думать, не надо самим принимать решения — вся жизнь расписана, лагерный распорядок на стенке вывешен, — ни забот, ни хлопот. К кнутобойному же усердию своих хозяев и их надсмотрщиков он давно и успешно приспособился, научившись мазохистски находить в этой боли сладость и холопский восторг...

Быдло, насквозь пропитанное социализмом и совковым иждивенчеством, упорно считает почему-то, что "природные богатства должны принадлежать всему народу", т. е. государственной бюрократии, и поэтому, мол, Ходорковский, заработавший свои миллионы на добыче "народной" нефти — "вор". Зависть и ненависть люмпена тут прямо-таки рвется наружу: успешный бизнесмен, да еще еврей, да еще несогласный (хотя бы в душе) с родимой для этих люмпенов диктатурой и "порядком", — это кровный враг! Три дня Гусинского в Бутырке были для всех русских фашистов, коммунистов и прочих любителей "социальной справедливости" (как правило, с явным антисемитским душком) просто праздником каким-то.

Россия, при ближайшем рассмотрении, представляет собой смесь двух различных видов дерьма — кондово-православно-шовинистического в "духовной сфере", со всей этой сусально-лубочной царской стариной, вновь открытыми церквями, колокольным звоном, ильями муромцами и "новомученниками" Романовыми; и кондово-коммунистического, оставшегося целиком от СССР, в сфере материальной, где по-прежнему, по-советски, обязательным считается "социальная помощь неимущим" за счет имущих без согласия последних, всевозможные пенсии и пособия неизвестно за что, и вообще — "общество-семья", где все общее и все друг другу все делают задаром, а крупный бизнес, капитализм, "коммерциализация", платная медицина и образование, большой разрыв между доходами богатых и бедных, вообще получение прибыли как движущий мотив экономики, и уж тем паче социал-дарвинизм — сурово осуждаются самим "электоратом" и вслед за ним всеми этими "едиными россиями" и "народными партиями".

Народ, имеющий только одну главную историческую традицию — пьянства и подзаборного пьяного свинства, и правители этого народа, по уши перемазанные в крови сотен тысяч чеченских женщин и детей, — теперь на глазах всего мира берутся учить гораздо более культурные и добившиеся — ценой огромных жертв — независимости народы, как им жить, на каком языке говорить и какими буквами писать...

Ни ума, ни фантазии, ни добра, ни любви, ни красоты... Пьяное, скотское, вконец офашизевшее русское быдло населяет Россию (и разлагает, спаивает, оскотинивает, калечит духовно и физически другие, нерусские, порабощенные народы).

И во все века русское пьяное быдло оставалось таким: оно панически боялось и ненавидело чужаков, непохожих, отличающихся цветом волос, формой носа, образом мыслей или верящих не в того бога... Свободу они тоже ненавидели, — тем более, что люди, проповедовавшие свободу, были зачастую непохожи не только образом мыслей, но и видом на них, с утра уже заливших зенки и плохо соображающих. Достаточно вспомнить, как русские крестьяне, воспетые и облизанные во все места (в переносном смысле) народниками 70-х годов XIX века, сдавали этих "крамольников", пошедших просвещать темное русское быдло — "народ", — в полицию. Вот и сей им после этого "разумное, доброе, вечное"...

Россия изжила и пережила сама себя, ее дальнейшее существование становится с каждым днем все большей бессмыслицей, анахронизмом... В самые болезненные места, в незащищенное солнечное сплетение ей наносят сегодня яростные удары чеченцы, воины Аллаха, героически сражающиеся за свое освобождение и жизнь. Пусть пока еще относительно тихо в Калмыкии и Татарстане, в Якутии или Чувашии — но пример показан, направление мысли и действия задано, и каждый, кто желает смерти этому окаянному путинскому режиму, должен начинать свое сопротивление, свой личный джихад именно с поддержки борющейся Чечни».